Могут ли школьные психологи выявлять будущих "колумбайнеров"
В связи с нападением на школу в Казани в России снова задаются вопросом, способна ли система школьных психологов предотвращать подобные трагедии. Русская служба Би-би-си узнала, что по этому поводу думают сами психологи.
В 2017 году министр образования Ольга Васильева насчитала 16 141 педагогов-психологов: всего лишь один специалист на 800 детей.
Тогда много говорили о подростковых суицидах, очень популярны были родительские "страшилки" про игру в "синих китов", которая доводит детей до самоубийства.
В 2017 году Васильева подписала Концепцию развития психологической службы в школах до 2025 года. В документе затрагивалась тема нехватки психологов, отсутствия у них четкого статуса в системе образования, а также приводились стандарты оказания помощи и повышения квалификации.
С тех пор ситуация в сфере стала медленно меняться в лучшую сторону, говорят Би-би-си люди с опытом работы школьными психологами. В 2019 году вице-премьер Татьяна Голикова озвучивала более внушительные цифры: число педагогов-психологов в школах за два года довели с 16 до 25 тысяч. Впрочем, в пересчете на школы все равно получалось мало: на две школы приходится один специалист, отметила вице-премьер.
Чем занимаются школьные психологи
Психологов в учебных заведениях до сих пор часто используют как "свободные руки": просят отвести детей на прививку, организовать праздник, подменить загруженных уроками учителей.
"Администрация школы до сих пор не понимает, что такое эффективная социально-психологическая служба: им известно, что психологи должны быть в школе, но непонятно, зачем", - говорит Сания Биккина. Она два года была психологом в школе, а теперь работает над проектом по преобразованию школьных социально-психологических служб в Калужской области.
К тому же, добавляет Сания, у них нет профессионального сообщества, как у практикующих психологов, где они могли бы делиться опытом, проходить супервизию. А зачастую нет и доступа к современным материалам, профессиональной переподготовке. Некоторые психологи до сих пор используют материалы середины прошлого века, которые уже не актуальны.
При этом от компетенции психолога зависит очень многое, потому что единых правил, как им работать и на что тратить время, не существует.
"В школе чаще всего есть один психолог. Он не видит своих коллег. Мы с коллегами из соседних школ встречаемся, может быть, раз в четверть, мы обособленные люди", - рассказала Би-би-си Глафира Перова. Она работает школьным психологом по программе “Учитель для России”: проект отправляет молодых учителей с хорошим образованием в школы малых городов и сел на два года.
У психологов в школах нет единой концепции, как работать, сколько часов тратить на работу с родителями, учителями, детьми на учете, группами риска, указывает Перова. "У нас нет документов, ничего. Психолог на основании своих интересов, возможностей, навыков выстраивает работу под себя. Очень многое решает школа", - добавляет она.
На качество психологической помощи Би-би-си пожаловалась Евгения Анисимова. В 2020 году она написала в "Твиттере", что якобы подверглась домогательствам со стороны Скипского, когда ей было 15 лет. Сам Скипский ситуацию не комментировал.
По словам Анисимовой, она пыталась поговорить о "странном" поведении Скипского со школьным психологом, но та, по словам девушки, никак не отреагировала: "Такое ощущение, что она просто не понимала и не хотела разбираться".
Евгения вспоминает, что однажды пожаловалась психологу и на конфликты в классе. Этика психологов диктует, что рассказанное на сессии нельзя никому передавать. Но в случае Анисимовой случилось наоборот. "На следующий день весь класс обсуждает, что Женя настукачила психологу. Никаких наших проблем никто не пытался решать", - вспоминает девушка.
Когда один из девятиклассников в школе Анисимовой покончил с собой, ребята хотели сходить на отпевание - оно проходило недалеко от школы. Евгения вспоминает, что с уроков никого не отпустили, а школу заперли, чтобы никто не убежал тайком. "После этого с нами вообще ни одной беседы не провели. Мне кажется, школьный психолог - это первый человек, который должен был ее провести", - сказала она Би-би-си.
В отличие от учителей, школьные психологи не упоминались в "майских указах" Путина, а значит, повышение их зарплат ни у кого не в приоритете. Зарплаты у психологов меньше, чем у учителей в той же школе, и в разы скромнее, чем у практикующих психологов. Стандартная ставка психолога - 18 часов. Но получает он сильно меньше, чем учителя, работающие те же 18 часов: "Учителя получаю примерно 18 тысяч, а психологи - 12 или даже 8 тысяч", - рассказывает Глафира Перова.
"[Школьный] психолог получает 10-15 тысяч рублей в регионах. Те, кто открыл частную практику, могут получать такую сумму за две консультации", - оценивает выпускница проекта "Учитель для России" Елена Бахтина: она два года работала школьным психологом в Обнинске.
"Я среди своих однокурсников - а это 60 человек - единственная оказалась в школе, и то не на общих условиях, и не собираюсь там оставаться [по окончании программы]", - возражает школьный психолог Глафира Перова.
Может ли психолог заранее заметить будущего "стрелка”
При низких зарплатах школьный психолог серьезно загружен работой, в первую очередь бумажной.
"Администрация школы требует регулярно проводить диагностику детей и писать отчеты о результатах, - говорит Бахтина. - Психолог из-за них не успевает делать практическую часть своей работы: индивидуальные и групповые встречи с учениками".
В задачи психолога может входить работа и с родителями, и с учителями. Но не всегда учителя готовы слушать советы психолога. "Я не нахожу в себе сил работать с педколлективом, - признается Глафира Перова: ей 22 года, она пошла работать в школу сразу после вуза. - Мне столько лет, сколько эти учителя в школе работают".
Бывает, что в региональных школах на тысячу детей приходится всего один специалист - или психолога нет вовсе. "Так что он успевает работать только с кризисными, с чрезвычайными ситуациями", - констатирует Бахтина: например, с травлей в классе.
"Вся система устроена, чтобы школа работала реактивно. Что-то случилось - и тогда мы идем разбираться, отчитываться, фиксировать", - отмечает Сания Биккина.
В этих условиях сложно вовремя заметить и предотвратить назревающую проблему. Особенно, если речь о школьном "тихоне", который однажды просто пришел в школу с оружием и начал стрелять. В репортажах СМИ знакомые описывали обвиняемого в стрельбе в казанской школе именно как тихого, спокойного студента.
"Внимание учителей и психологов часто приковано к ярким поведенческим проявлениям: замечают отличников и олимпиадников, есть дети с трудным поведением, которые на слуху и на виду", - подчеркивает Бахтина. Тихие, ничем не выделяющиеся дети попадают в слепую зону у специалистов.
"Нужно так настроить оптику, чтобы видеть не только негодников и отличников, но и тихонь. Может быть, у них насилие в семье или они находятся в ситуации травли, но молчат. Это может быть и расстройство личности, и оно может стать опасным, если за это не браться", - объясняет Биккина.
Психологические тесты учеников проводятся регулярно, и, казалось бы, этот инструмент должен помогать заметить детей с проблемами.
“Есть тест, который обязательно проводится в начале года с учениками с 13 до 18 лет - это прежде всего про употребление запрещенных веществ, но там есть и шкала рискованного поведения, и суицидального поведения. Еще есть диагностика адаптивности: в первом, пятом и десятом классе, когда происходит переход на другой образовательный этап”, - перечисляет психолог Глафира Перова.
Но она уверена, что диагностика мало помогает в предотвращении проблем, ведь тесты несложно обойти: дети догадываются, какие ответы социально одобряемые, а какие нет, и могут подгонять их под норму. "Если я не хочу, чтобы меня заметили, меня не заметят", - резюмирует Сания Биккина.
Кроме того, за диагностикой проблемы должно следовать ее решение - а с этим в школах тоже проблемы. "Психолог может продиагностировать всех, но с этим же дальше нужно что-то делать", - объясняет она. А школа часто не знает, что предпринять, или вовсе не хочет признавать проблему.
К тому же у администраций школ встречается недоверие к знаниям психологов. "В моей практике было, когда я приходила к администрации: "Я предполагаю у ребенка депрессию, ему надо к психиатру". А ко мне возникают вопросы: зачем нам нужно выносить сор из избы", - вспоминает Биккина.
Без помощи родителей и администрации школы психолог бессилен, подчеркивает Мария Зеленова, психолог и эксперт программе "Травли.Нет". Программа борется с буллингом в школах, они взаимодействуют со школьниками и школьными психологами в том числе.
"Очень многие школы боятся за свою репутацию и не хотят признавать, что у них есть буллинг. Другие в этом вообще не видят проблему: говорят, что дети так играют, сами разберутся", - рассказывает Мария по опыту.
Если администрация не решит, а родители не дадут разрешение, то психолог не сможет ни провести групповые тренинги, ни показать детям обучающие видео по теме травли.
Что касается психических сложностей у детей, то Зеленова убеждена: обнаруживать их у ребенка - задача родителей, а не школы.
"Упустила среда"
Почти все подростки, которые сами приходят к школьному психологу, жалуются на одиночество и демонстрируют низкую самооценку, говорит Сания Биккина: "Если спросить подростка, что про него думают родители, будет много таких слов: ленивая, тупая, несговорчивая, могла бы лучше…"
Обвинять в этом родителей Биккина считает неправильным: если они пропадают на работе, чтобы прокормить детей, у них может не хватать сил на коммуникацию.
Проблему она видит в общем подходе к образованию в школах: "В тетради всегда подчеркивают то, что неправильно, а не наоборот".
К тому же в коммуникации с детьми - как дома, так и в школе - не принято говорить, что в поведении ребенка хорошо, зато принято подчеркивать недостатки. Это ведет к одиночеству и не позволяет ребенку довериться взрослому, поделиться своими проблемами, делает вывод эксперт.
"Если ребенок не чувствует одиночества, понимает, что есть взрослый, которому можно доверять и который чувствует, что с ним происходит, я верю, что этот ребенок придет и получит эту помощь", - уверена она.
Елена Бахтина считает, что казанского стрелка Ильназа Галявиева "прозевали" все.
"Я думаю, процесс был упущен, но не одним человеком, а средой. Мы можем рассуждать, что подросток оказался в острой стадии, но это не случается в один день, - рассуждает она. - Человек склонен справляться со стрессом, если на это есть внутренние ресурсы. Здорово, когда у ребенка есть принимающая среда, когда есть хотя бы одно такое место, где его слышат и готовы помочь. Если у человека вообще нет контакта, к которому он может обратиться в кризисе, он может сам не справиться с тем, что внутри него происходит".
Безопасное пространство должно быть у всех школьников - так она формулирует главную задачу психолога.
"Сделать в школе место, куда может прийти любой ученик, учитель, родитель, куда ему будет не страшно заходить, где он может довериться, получить защиту, поддержку, быть услышанным. Но, к сожалению, даже это не может нас уберечь от подобной беды в 100% случаев", - рассуждает Бахтина.
Сания Биккина работает над проектом улучшения психологических служб в Калужской области. Это проект фонда "Новый учитель", он же поддерживает проект "Учитель для России".
Двадцать психологов из школ области попадут на двухлетнюю образовательную программу: по замыслу создателей, программа, кроме новых знаний, даст им поддержку, возможность обсудить свою работу и обменяться наработками, получить опыт собственной психотерапии.
Биккина надеется, что так зародится и профессиональная среда школьных психологов, которой сейчас не хватает.